Моя реакция выразима только в ее словах. В этих ее fuck, shit и прочих "матерях". Кира Найтли так разговаривает – и получается вовсе не грубо, не вульгарно. Во всяком случае, органично. Наверное, потому что глупостей она не говорит. Она подсела за мой столик во вполне затрапезном кафе в Ноттинг-Хилле и деловито открыла принесенный ноутбук. Что-то в нем запустила и развернулась ко мне со словами: "На случай, если вас интересует, какая моя роль мне нравится". На экране девушка в мотоциклетном костюме цвета беж под низкое джазовое женское пение "Это мужской мир" оседлывает мотоцикл цвета беж. Новый образ аромата Coco Mademoiselle. Рекламный клип. И только.
А девушка передо мной – просто интересная девушка. Черная рубашка с поднятым воротником, джинсы. Ботинки на шнурках, плотно облегающие узкую лодыжку. Она высокая и худая – именно худая, не элегантно тонкая, а подростково-угловатая: джинсы обтягивают косточки бедер, косточки запястий выглядывают из-под рукавов... У нее веселые быстрые глаза, коротко остриженные ногти, короткое каре. Разговаривает короткими фразами, по-лондонски коротко выдыхает гласные, укорачивает слова, торопливо глотая окончания. Сосредоточенна, не отвлекается от разговора и даже в окно, рядом с которым мы сидим, ни разу не посмотрела. Эта девушка не красавица и не соблазнительница. Просто симпатичная девушка, занятая труженица большого города, быстрая на язык, скорая на решения. А там, на экране ноутбука – загадка, мечта о таинственной женственности, обтянутый мотоциклетным костюмом сгусток чувственности… Практический пример магии. Впрочем, магии без мага: Кира Найтли не колдует над образом, способность к превращению явно дана ей от природы. Именно поэтому она, как только ролик закончился, смотрит на меня с нетерпением, говорит своими озорными глазами: "Ну, давай свой вопрос, подруга!"
Вы явно довольны – что вас радует в этом ролике?
Вы разве не заметили? Там роль! В трех минутах! И роль, созданная не мной. Это чистая режиссура, высший режиссерский пилотаж. Не важно, какая я, как я играю, важно, что создан образ. Образ города – как пахнет в нем раннее утро, образ комнаты, образ аромата. Все реально, и все – метафора. В этом маленьком фильмике есть сюжет, но историй может быть сколько угодно: история, которую вообразила я, которую придумал режиссер, которую вообразил мой партнер Альберто, история его героя или история любого из зрителей. Я люблю именно такие фильмы – в которых неважно, хороша ли я персонально. И такие роли – когда ты неотторжимая часть целого, а целое важнее и значительнее тебя. Знаете, я поэтому и интервью не люблю, и критику стараюсь не читать, там вроде как ты – центр. А я люблю кино именно за то, что никто не важнее, а самое важное – целое. А себя в кино я не очень люблю. Вернее, не особенно интересуюсь.
Вы не смотрите фильмы, в которых играете?
Смотрю, конечно. Потому что мне важно увидеть, как на экране выглядит работа других – партнеров, гримера, оператора... Я смотрю из-за их работы, не из-за своей. Я в школе была капитаном девчоночьей футбольной команды и знаю, что такое командная игра. Я и оцениваю игру команды, а не одного игрока.
А это правда, что после съемок "Искупления" вы потребовали поставить имя Джеймса МакЭвоя, вашего партнера, в титрах перед своим, а на постерах набрать его более крупно?
Ну, "потребовала" – это сильно сказано. Не припомню, чтоб в жизни чего-то требовала. Как-то не умею… Я просила. Мне не отказали.
Почему же вы об этом просили?
Просто я качество ценю выше лейбла. Звезда, знаменитость – только лейбл, утвердившийся на рынке бренд… В общем, я увидела первый вариант монтажа "Искупления" и сразу поняла: я – лейбл, а Джеймс – качество, и для меня стало совершенно очевидно – не могу я быть тут важнее Джеймса. Потому что Джеймс – грандиозный актер, лучший в нашем поколении. Я не знаю никого из коллег нашего возраста, кто смог бы так же полноценно сыграть трагическую роль. Потому что это в полном смысле его фильм. И все это он доказал.
"Одна из главных женщин моей жизни"
У Киры Найтли есть все основания гордиться новым рекламным фильмом аромата Coco Mademoiselle. Во-первых, он действительно срежиссирован как полноценный фильм, история, которую можно рассказать только языком кино. Во-вторых, он создан Джо Райтом, 39-летним британцем, который снимал Киру в "Искуплении" и "Гордости и предубеждении". Это он предложил мотоцикл как главный движущий мотив мини-фильма. Кира была в ужасе: "Я ведь раньше не водила мотоцикл. Джо явно считает меня крутой девчонкой! Да я и стала ею: мы снимали в Париже ранним утром, и прохожие застывали при виде нашего эскорта. Думаю, в тот день я была главной парижской достопримечательностью! Неплохо для британки, а?" И наконец, в-третьих, фильм о Coco Mademoiselle приблизил актрису к "одной из главных женщин ее жизни" – Коко Шанель. "Она была сильной и, самое главное, независимой – это качество для меня важнее всего".
Для вас самой тоже важно в вашей работе что-то доказывать?
А разве вы каждой своей статьей не подтверждаете свое качество?
Каждым интервью?
Между нами нет разницы, я тоже. И знаете, мне нравится доказывать, что я что-то могу. Вот коллеги говорят, что ненавидят пробы, что это унизительно, а я люблю. В последнее время мне просто предлагают роль, и максимум, что от меня требуется, это прийти поговорить о ней. И каждый раз у меня возникает это чертово чувство – я не доказала, что мне действительно можно доверить эту работу! Мне просто дают роль, потому что бокс-офис моего прошлого фильма был такой-то, а предыдущий собрал такую-то кассу. Будто я корова и они надеются на мой удой! А я люблю включаться в работу, подтвердив, что я действительно та единственная, которая необходима, чтобы сделать ее. Вот Джо Райт не хотел, чтобы я играла в "Гордости и предубеждении". Говорил: "Нет, вы слишком хорошенькая. Вы слишком сладкая, карамельная". В общем, он хотел сказать: "Вы приторная, Кира". Худшее из унижений, когда твое вроде бы преимущество становится главным препятствием! А я умоляла все пробовать и пробовать меня. С разными партнерами. И в результате уломала.
И получили за эту роль номинацию на Оскар…
Но важнее, что после этого Джо уже не сомневался во мне. И в "Искуплении" он хотел работать со мной, и на ролики Coco Mademoiselle согласился отчасти из-за меня. Так же было и с еще одним режиссером, с Джоном Мэйбери. Он категорически не видел меня в своем "Пиджаке". После проб так и сказал: "Я не хочу, чтоб вы играли в моем фильме. По-моему, вы никудышная актриса. Вокруг вас много шума, но я считаю, вы не справитесь с ролью". Типа, отстань. Я не отстала. И попросила о еще одной пробе, об определенной сцене. Сказала: "Если сыграю и вам понравится, обещайте, что утвердите меня. Но только если вам действительно понравится". Он согласился. Я сыграла. Он некоторое время молчал, а потом вышел из комнаты. Я подумала: ну, провалила к этой матери. Но в ту же минуту он вернулся с визиткой: "Здесь мой мобильный и телефон офиса. Увидимся на площадке". Потом мы тоже сделали два фильма вместе.
Что вы чувствуете, когда вам говорят такое – вы слишком сладкая, вы плохо играете?
Но ведь все-таки честно говорят! Когда говорят открыто, что ты дерьмовая актриса, можно спорить, можно просить о втором шансе. Когда же это вялое "спасибо, мы вам позвоним", а за глаза – "похоже, девушка эту роль сыграть не может", и все втихую, за закрытыми дверями, то и дискуссия невозможна. А значит, я не могу корректировать себя, изменить к лучшему. По мне, так лучше прямо, наотмашь. В конце концов, я сама такая. Знаете, есть такие девочки-девочки, а я девочка-мальчик, мальчиковая девочка. Все, что я делаю… я целиком принадлежу тому, чем вот сейчас занята. Никогда не халтурю. Никогда. У меня может не получиться, я могу ошибиться и такого наворотить… Но я не делаю этого намеренно. То, что я делаю, я стараюсь делать честно.
В ваших словах звучит страсть человека, которому дороги его абсолюты...
Да, у меня они есть. Другой вопрос, что они могут меняться. Потому что меняюсь я. И потому что все вокруг переменчиво. Я вот точно знаю, что после встречи с вами пойду обедать с подругой, и абсолютно точно – что закажу пасту. Но вот мы придем в ресторан, и окажется, что сегодня у них на ланч пасты нет, а есть "цезарь". И мой абсолют превратится в «цезарь». Но это все равно будет мой абсолют. Я стараюсь все-таки держаться столбовой дороги, своих "абсолютно". Это единственный способ бороться с ленью. А я чудовищно ленива.
В самом деле?
Ну представьте: у меня свободный день. Редко, но случается. Ну вот, свободный день. И я просто лежу на диване и занимаюсь переключением каналов на телевизоре. Так проходят три совершенно бездарных часа. Потом я слоняюсь по блогам и вообще всему интернету. Еще три часа. И дня нет. Тем временем я могла бы провести его с книгой, и был бы толк. Потому что мозги нуждаются в постоянной тренировке… В общем, я избавилась от телевизора. У меня нет телевизора. И теперь подумываю обрубить у себя в квартире интернет к чертовой матери. Скоро обрублю, думаю.
Вы хотите сказать, что вам приходится постоянно, не расслабляясь, бороться с собой?
Я не борюсь с собой, я просто стараюсь измениться! Но я действительно плохо умею расслабляться. Понимаете, я начала работать лет в пять. Я хотела быть только актрисой – все во мне было нацелено на то, чтобы ею стать. Я умоляла родителей найти мне агента лет с пяти… Мама повесила тогда передо мной морковку, как перед тем осликом, который не хотел двигаться с места: я читать не хотела, а родители сказали, что агента найдут – у меня все-таки театральная семья, – если я преодолею свое нехотение… Так у меня появился агент. И с тех пор я профессионал. Но, наверное, что-то упустила. Теперь-то понятно, что многое.
Что, например?
Детство, юность. Я как-то сразу стала взрослой. У меня папа актер, мама драматург. Актеры, режиссеры, агенты приходили к нам обедать и ужинать. Разговаривали о театре и кино. Я так хотела скорее стать взрослой! Быть полноценным членом этого сообщества! Теперь вот думаю: черт меня дери, зачем мне было так рано становиться взрослой? Нет, я получила действительно неоценимый жизненный опыт, но он был другой, не такой, как у моих сверстников. Я не сидела в пабах, не "клубилась" ночами – не жила той прекрасной и отвязной жизнью, которой живут, когда учатся в колледже, в универе. У меня была профессия и уже были обязательства. Она же, эта профессия, разлучила меня со сверстниками, с одноклассниками – я была фанатичкой. И меня не очень любили. Когда вышел один из первых моих фильмов, "Яма", одна очень популярная девочка из класса сказала: "Ну, фильм хреновый, поэтому очко не засчитывается". Я до сих пор на нее обижена! Я была и, наверное, до сих пор остаюсь слишком серьезной.
Я обратила внимание, что вы редко улыбаетесь на фото.
- Но когда фотограф говорит "улыбнитесь", я чувствую себя полной идиоткой. В этот момент мне абсолютно непонятно, почему я должна улыбаться, по поводу чего, собственно, я так счастлива? Не знаю, наверное, мне нужна веская причина для улыбки. Я вообще люблю знать причину. Зачем я, куда я… И всегда знала. Но теперь мне иногда становится не по себе. В моей жизни было слишком много работы. У меня никогда не было полноценного отпуска. Я снималась, потом участвовала в продвижении фильмов, все эти интервью, потом сразу же опять снималась. Я боюсь, что проснусь однажды и пойму, что только работала, но никогда не жила. Что у меня есть карьера, но никогда не было жизни… И поэтому, от страха – ха! – купила дубленку Burberry! Черт знает сколько денег стоит! Разврат. Мама мне говорила: "Разврат, ты не имеешь права спускать столько денег на ерунду!" И я буквально месяцы вокруг этой дубленки ходила. Пока мама же не сказала: "Если купишь, носи ее всегда, пока холодно – каждый день". Я купила и каждый день, пока было холодно, носила. Всю прошлую зиму и всю эту… И съехала от брата. Мы несколько лет снимали квартиру вместе – я, он и его девушка. А теперь я купила собственную и съехала – хватит быть дочкой, младшей сестренкой. Надо самой жить. Надо меняться. Я же не умею адекватно реагировать на внешние обстоятельства! Отношусь к тому типу людей, которые в ярости плачут. У меня проблемы с непринужденным общением. Не люблю вечеринки, не знаю, как себя вести, полностью теряюсь. Приглашение на коктейль неизменно заканчивается для меня тупым стоянием в углу с бокалом шампанского. Одиноким и молчаливым. Ну не могу я так, запросто, заговорить с человеком, стоящим рядом. Однажды Сиенна Миллер – мы вместе снимались – затащила меня на вечеринку. О, это было потрясающе – я увидела, что такое подлинная душа компании. Она всех веселила, все ей были интересны, между ней и остальными не было никаких барьеров! А я плелась за ней от гостя к гостю хвостом… И хуже всего, что при этом я кажусь высокомерной стервой. А я не стерва, просто стесняюсь.
По существу, вы стали именно тем, кем стремились стать. Но получается, что вам это не добавило уверенности в себе…
О да, в толковом словаре статья "Неуверенность в себе" так и выглядит: "См. ст. Кира Найтли"! И успех, известность тут не помощники. Знаете, если бы можно было быть актрисой ну вот совершенно анонимно, быть в кино и не становиться на звездный конвейер, я бы, безусловно, предпочла быть просто актрисой, не звездой. Самое плохое в известности не то, что папарацци ловят, как некрасиво ты пиццу ешь. Самое дурное, что ты начинаешь служить иллюстрацией чужих умозаключений. Тут недавно одна женщина, мать умершей от анорексии девушки, обвинила таких актрис, как я, в смерти дочери. Мысль такова, что мы, одержимые худобой и утверждающие ее как беспрекословный стандарт, диктуем девочкам, как им выглядеть. И делаем их жертвами анорексии. А я просто от природы худая. У меня и папа худой. Просто наследственность. И я не утверждаю никаких стандартов. Поэтому и в Голливуд из Лондона никогда не переселюсь – там все зациклено на внешнем. Я там пошла в одну косметологическую клинику – я же лет до двадцати была страшно прыщава, и на лице остались следы прежних прыщей. Врач долго меня изучал, а потом сказал: "И нос будем поправлять?" "В смысле?" – спрашиваю. "Форму носа изменять будем?" – уточняет врач. Потому что к нему все ходят за полной, комплексной идеализацией себя… А я: "Мне бы болтушку какую-нибудь…" Вот именно это мне противно в известности: тебя используют как подтверждение неких предположений и от тебя ждут следования принятому сценарию. Но сама я не знаю, что буду делать завтра. И наслаждаюсь нераспланированной жизнью.
Но все-таки вы находите что-то приятное в своей известности?
Да. Тут недавно в аэропорту в Глазго ко мне подошел парень, лет восемнадцати, и сказал так вежливо, стеснительно: "Прошу прощения, но можно вас поцеловать?" Я согласилась. Он поцеловал меня в щеку, поблагодарил и ушел.
И можно предположить, с чувством, что ему несказанно повезло!
Не знаю, как он, но я точно чувствовала, что мне несказанно повезло.